Autumn in Sigulda

From the last carriage I watch the place go by, 
goodbye,

goodbye my summer, 
we must go, 
axes stun the dacha now, 
my house, nail up the timber, 
goodbye,

my woods have lost their leaves, 
they are empty and sad 
like the case the music leaves 
an accordion gone dead,

we are people, 
we too are emptied out, 
we issue, 
as it is written,
out

from walls, 
from mothers, 
from women, 
for ever, summer or winter,

goodbye dear mother, 
at the windows 
you grow translucent like a larva, 
tired, tired with the days, 
let us sit down together,

friends, enemies, live on, 
adieu, 
out from me now 
whistling you run, 
as I issue from you,

o my country, let us say our goodbyes, 
I’ll be a star, a willow tree, 
no weeping, no beggarly cries, 
only my thanks that life could be,

at the butts with my 10 shots 
I thought I’d knock up 100, but – 
my thanks that I could not, 
and thanks and thanks redoubled that

in my transparent shoulder-blades they thrust 
the gifts of my vision, it fits 
like the rubber 
glove that trusts 
a man’s red fist,

“Andrei Voznesensky” – so it will be, 
and perhaps briefly neither word nor pet dog, but me, 
here against the burning of your cheek, 
“Andryushka”,

my thanks that we met in the fall 
in these woods, you asked me something, 
dragging your dog by its collar, 
the dog struggling, 
my thanks,

I have come to life again, my thanks for this autumn 
when you made me see myself clear and plain, 
the woman wakened us at eight, my 
thanks for the holiday record we played 
that groaned out its slangy jangle, 
my thanks,

but o you are going away, going away, 
as a train goes, you are going away, 
out from my empty pores you are going away.
each of us goes, we separate, we go on our way, 
was this house wrong for us, who can say?

you are near me and somewhere far off, 
Vladivostok is no farther off, 
I know our lives come round again 
in friends and lovers, grass and grain, 
changed into that, and those, and this, 
nature abhorring emptiness,

my thanks for the leaves that are scattered, 
a million spring to their relief, 
my thanks for what your laws tell me, 
but a woman is fluttering along the embankment 
after the train like a fiery leaf! . . .

Help me!

Andrei Voznesenky (1966)
Translated by Edwin Morgan

ОСЕНЬ В СИГУЛДЕ

Свисаю с вагонной площадки,

прощайте,

прощай мое лето,

пора мне,

на даче стучат топорами,

мой дом забивают дощатый,

прощайте,

леса мои сбросили кроны,

пусты они и грустны,

как ящик с аккордеона,

а музыку - унесли,

мы - люди,

мы тоже порожни,

уходим мы,

         так уж положено,

из стен,

       матерей

              и из женщин,

и этот порядок извечен,

прощай, моя мама,

у окон

ты станешь прозрачно, как кокон,

наверно, умаялась за день,

присядем,

друзья и враги, бывайте,

гуд бай,

из меня сейчас

со свистом вы выбегайте,

и я ухожу из вас,

о родина, попрощаемся,

буду звезда, ветла,

не плачу, не попрошайка,

спасибо, жизнь, что была,

на стрельбищах

в 10 баллов

я пробовал выбить 100,

спасибо, что ошибался,

но трижды спасибо, что

в прозрачные мои лопатки

входило прозренье, как

в резиновую перчатку

красный мужской кулак,

"Андрей Вознесенский" - будет,

побыть бы не словом, не бульдиком,

еще на щеке твоей душной -

"Андрюшкой",

спасибо, что в рощах осенних

ты встретилась, что-то спросила

и пса волокла за ошейник,

а он упирался,

спасибо,

я ожил, спасибо за осень,

что ты мне меня объяснила,

хозяйка будила нас в восемь,

а в праздники сипло басила

пластинка блатного пошиба,

спасибо,

но вот ты уходишь, уходишь,

                        как поезд отходит, уходишь...

из пор моих полых уходишь,

мы врозь друг из друга уходим,

чем нам этот дом неугоден?

Ты рядом и где-то далеко,

почти что у Владивостока,

я знаю, что мы повторимся

в друзья и подругах, в травинках,

нас этот заменит и тот -

"природа боится пустот",

спасибо за сдутые кроны,

на смену придут миллионы,

за ваши законы - спасибо,

но женщина мчится по склонам,

как огненный лист за вагоном...

Спасите!